Оливер Сакс о жизни, смерти и смысле (6 фото) - «Хорошее настроение»
Не работает видео?
Год назад погиб Оливер Сакс — один из самых известных психологов нашего медли. Мы публикуем его заключительную колонку, написанную за полгода до погибели. Поверьте, ее стоит прочесть.
«Месяц назад мне казалось, что здоровье у меня превосходное, даже мощное. Мне 81, но я все еще проплываю милю за день. Но моя фортуна закончилась. Несколько недель назад я вызнал, что в моей печени множественные метастазы. Девять годов назад обнаружилось, что у меня редкая опухоль глаза. Из-за радиотерапии и лазеров, с поддержкою которых устраняли опухоль, я в конце концов ослеп на один глаз. В моем случае возможность, что опухоль глаза пустит метастазы, была мала — но мне не повезло».
Я испытываю признательность за девять лет здоровой и продуктивной жизни опосля того начального диагноза, но сейчас я личиком к личику со гибелью. Рак поглотил треть моей печени, и желая его распространение можнож замедлить, приостановить его теснее нельзя.
Мне предстоит понять, как прожить оставшиеся мне месяцы. Я обязан прожить их самым богатым, самым глубочайшим, самым продуктивным образом. На это меня воодушевляют слова 1-го из моих любимых философов Давида Юма, который в 65 лет, узнав, что смертельно болен, написал краткую автобиографию. У него заняло это всего один день в апреле 1776 года. Он именовал ее «Моя жизнь».
«Я очень малюсенько мучился от своей хвори, и, что еще любопытнее, невзирая на мощное истощение организма, мое искреннее равновесие ни на минутку не покидало меня, — писал Юм. — Я сохранил ту же страсть к науке, ту же живость в сообществе, как и прежде».
Мне подфартило, что я прожил больше 80 лет, на 15 лет длиннее Юма, и эти годы были настолько же богаты в плане работы и любви. За это время я опубликовал 5 книжек и окончил автобиографию(она настоящее, чем несколько страничек Юма), которая будет опубликована данной весной. И я практически окончил еще несколько книжек.
«Я, — продолжает Юм, — различался кротостью натуры, самообладанием, открытым, общительным и радостным норовом, способностью привязываться, неумением питать вражду и великий умеренностью во всех страстях».
Здесь я отличаюсь от Юма. Хотя я наслаждался теплыми отношениями и дружбой, у меня нет настоящих недругов, я не могу сказать, что я человек кроткий. Напротив, я человек достаточно воинственный, меня нередко обхватывают приступы ожесточенного интереса и полной неумеренности во всех моих увлечениях.
И все таки одна строка из эссе Юма кажется мне удивительно верной: «Трудно быть наименее привязанным к жизни, чем я теперь».
За заключительные несколько дней я сумел узреть свою жизнь вроде бы с великий вышины, как ландшафт, и во мне углублялось чувство связанности всех ее сочиняющих. Это не означает, что жизнь для меня кончена. Напротив, я ощущаю себя очень живым, и я хочу и полагаюсь за оставшееся время достигнуть еще наиболее глубочайшей дружбы, проститься со всеми, кого люблю, написать что-то еще, попутешествовать, ежели хватит силы, достичь новейших уровней понимания и смысла.
Это востребует наглости, ясности и прямоты речи. Мне придется достигнуть ясности в моих отношениях с миром. Но у меня остается время и на развлечение(и даже на какую-нибудь тупость).
Я внезапно ощущаю сфокусированность и вижу перспективу. Нет медли ни для чего же несущественного. Я обязан сосредоточиться на себе, на моей работе и на моих приятелях. Я больше не буду глядеть новинки по вечерам. Я больше не буду расходовать свое внимание на политику либо споры о глобальном потеплении.
Это не безразличие, а неимение привязанности: меня по-прежнему глубоко тревожит ситуация на Ближнем Востоке, глобальное потепление, растущее неравенство. Но это больше не мое дело — эти вещи принадлежат будущему. Я восхищаюсь, когда встречаю одаренных юных жителей нашей планеты — даже тех, кто сделал мне биопсию и поставил мне диагноз. Я ощущаю, что будущее — в превосходных руках.
В заключительные 10 лет я все внимательнее относился к смертям моих современников. Мое поколение на пути к выходу, и любая погибель казалась мне обрывом, отрезанием доли себя. Таких, как мы, больше не будет. Но никогда не будет и таковых, как вы. Когда люди помирают, их теснее не заменить. Они оставляют дыры, которые невероятно заполнить, поэтому что судьба — и генетическая, и нейронная — каждого человеческого существа состоит в том, чтоб стать неповторимым индивидумом, отыскать собственный путь, жить своей жизнью, умереть своей собственной гибелью.
Я не могу притвориться, что лишен ужаса. Но мое основное чувство — признательность. Я обожал и был любим. Мне было дано практически все, и я отдал кое-что в ответ. Я читал, странствовал, мыслил и писал. Я общался с миром, так, как общаются лишь писатели и читатели.
А основное, я был мудрым созданием, думающим животным, на данной великолепной планете, и это само по себе было колоссальной прерогативой и громадным приключением.