Дед (1 фото)

Дедушка. Мы жили врозь, далеко друг от друга, но в 60-е, каждое лето детства, во время отцовского отпуска, на месяц, а то и более, приезжали на Хопёр. К нему и бабушке. Всегда обращался к ним на «Вы». После смерти бабушки дед уехал жить в Башкирию к сестре отца. Каждый год, до моего двенадцатилетнего возраста, он приезжал к нам на всё лето. Потом родители развелись. Тогда, в 60-е, почти у всех моих ровесников отцы или деды были на войне. Часть нашей жизни тогда составляли фронтовики, сохранившие на себе следы боёв. Одни с руками-ногами, но на лице рубцы от ожогов. У других лица были в порядке, правда, передвигались они на «Запорожцах» с ручным управлением или на серпуховских мотоколясках с брезентовым верхом. С обязательными костылями рядом на пассажирском сиденье. Или без костылей. С неподвижной «рукой» в вечной черной перчатке. А то вообще, один рукав заправлен, вшит в карман пиджака или пальто. Встречались и те, средством передвижения которых были обычные инвалидных кресла-каталки с ручным приводом. Правда, взгляду доступно не всё. Родные воевавших знали это. До остальных страшная правда доходила обычно на пляже или в бане. Мой дед, как и многие люди его возраста, снимать одежду без крайней нужды не любил. Да и в бане в компании с ним бывать мне не доводилось. Потому, на первый взгляд, он производил впечатление человека, которого, несмотря на возраст, войны обошли стороной. Лет в десять-одинадцать я впервые увидел дедушку без рубашки. Казалось, не было места на теле, не отмеченного рубцами и шрамами. Конечно, моё любопытство не дало мне и ему покоя. Поначалу дед неохотно отвечал на мои вопросы. Потом. Именно тогда, от него, мне довелось понять, насколько может понять разум десятилетнего ребёнка, смысл уже известного по книгам о войне слова «корректировщик». И узнать про то, откуда, как и когда он приобрёл на своём теле ту или иную страшную отметину. Услышанное от него сохранилось в памяти навсегда. - Это первый раз зацепило. Молод был, на самую высокую сосну полез. На переднем крае почти что. Ночью забрался. Поутру мы им хорошо дали. Потом снайпер, сволочь, обнаружил меня, - дед показал на небольшой круглый шрам на правом плече. - Вот, сзади, выходная дырка от пули той. Рука деда скользнула к центру груди. А вот вторая пуля того снайпера. Ещё пальцем затыкал, чтобы кровью не изойти. А шрам, это когда её доставали в санбате. - Дед, а что за пули такие большие? - показываю на несколько круглых шрамов, которые заметно больше, чем на груди и плече. - С воздушного шара я тогда корректировал. - Как с шара? Тебя же к немцам унести могло! - Эх, внучёк, шар то к повозке привязан был. А на ней мешки с песком. Шрапнелью по мне и положили, - дед вздохнул и продолжил. - Хорошо, шар не сильно порвало, не побился, когда падал. Но врач тогда из меня железа много наковырял. - А ещё случай был, никак их корректировщика обнаружить не могли, - не многословный дед продолжал. - В общем, решили мы с приятелем с другой батареи, что найти его только мы можем, корректировщики. Мы место выбираем, как он. А как припекает, прячемся, как он. Нашли место на «нейтралке», что он облюбовал. Засаду сделали. Встретили его, скрутили и к нам за окопы. Вот тогда мне вторую степень и дали. - Дедушка, а это? - моя рука скользит по большим рубцам от рваных ран на боку и груди. - Да на вышке, что сапёры для меня сколотили. Немцы-то под вышку-то снаряды класть и начали. Крови тогда много потерял, как из-под досок меня доставали. Ещё контузило сильно. Но ориентиры высмотрел я, координаты и на батарею передать успел. Наши их тоже накрыли. Врачи в госпитале снова заштопали, правда, кусок лёгкого отхватили. Но ничего, главное живой. За то мне тогда «полный бант» и случился. В Великую Отечественную войну мой дед не воевал. И не потому, что в 41-м ему было сорок семь, а кроме отца, которому двенадцать, у них с бабушкой было ещё двое. Медики в военкомате, обследовав того, кто в 60-м, стал моим дедом, сказали, что калеки на фронте не нужны. Свои награды, два серебряных и два золотых Георгиевских креста, дед получил на полях сражений в «Первую империалистическую». Так называло «ту» войну их поколение. К крестам, правда, полагалась пролитая кровь и то, что мне довелось видеть. Увы, наград деда подержать в руках не пришлось. Мол, утеряны они были в тридцатые годы. Не приветствовались в Советском Союзе герои «Первой империалистической», получившие награды за доблесть и мужество в дореволюционные времена. А может, мне по малолетству так сказали, что потерялись кресты где-то. Отец мой в те годы в строгом ведомстве служил, где шефа Юрием Владимировичем звали. Вот так и сделали. Уже в наши дни решил я всё-таки следы участия деда моего в Первой мировой поискать. Благо в Сети очень много данных и документов по данному вопросу имелось. Но по артиллерии списки полных георгиевских кавалеров за ту войну не сохранились. Поиск по спискам, кому четвёртая степень пожалована, выдал двоих награждённых с именем, таким, как у деда. Один из них из пехотного полка. Точно не тот. Второй? Артиллерия. Он! Изучение доступных списков второй и третьей степени, оказалось безрезультатным. А списки первой? Есть! На одном из ресурсов, на «сканах» списков вижу: Овчинниковъ Яковъ, корректировщик батареи трехдюймовок артиллерийского полка, уроженец д. Турки. Он! Поделитесь новостью с друзьями: